Затем, в 1964 году окончил Горьковский авиационный техникум, а в 1982 году – заочно Горьковский водный институт. Служил в армии, а после демобилизации в ноябре 1967 года вся моя трудовая жизнь была связана с Заволжским моторным заводом: работал в бюро техналадки цеха чугунных деталей, инженером-конструктором в конструкторском отделе, инженером-технологом модельно-кокильного цеха.
Сейчас, когда прожита большая жизнь, всё чаще вспоминаю свои детские годы. Не так давно постарался воссоздать в памяти минувшее – исписал две общих тетради. Отрывки из этих записей предлагаю на суд читателей «Городецкого вестника» – возможно, они окажутся кому-то интересными.
ИСТОКИ
Итак, сначала о родителях. Моя мама, Софья Дмитриевна Бондарева (в девичестве Катраева), родилась на нижегородской земле в селе Поя (Лукояновский район) в 1915 году. Окончила десять классов и по рекомендации районного комитета ВЛКСМ стала работать учителем начальных классов в разных школах Лукояновского района до самого замужества. А потом до пенсии была бухгалтером.
Отец, Михаил Сергеевич Бондарев, также родился в Пое. Окончил среднюю школу, а затем Московский автодорожный техникум и был направлен на работу в качестве начальника строительства автомобильной дороги в Иркутскую область. Туда увёз и молодую жену. В 1942 военном году в семье родилась дочь Альбина, а в 1944-м на свет появился я.
К концу войны автомобильную дорогу уже построили, и семья возвратилась в Пою к родителям матери. К сожалению, ещё в пути Аля заболела корью, и в село её привезли совсем больной. Вскоре сестра умерла…
НА НОВУЮ СТРОЙКУ
В 1949 году было принято решение Правительства о строительстве Горьковской ГЭС, а уже в январе 1950-го родители уехали в Городец на новую стройку – надо было зарабатывать собственное жильё. Сняли квартиру в небольшом двухэтажном доме на улице Кирова – этот дом сохранился до настоящего времени, только сейчас его побелили и вставили новые окна из пластика.
Вскоре мать решила, что семье надо переезжать в Городец. Родители матери продали в селе дом, и вот мы «всем табором» – дедушка с бабушкой, мама, папа и я – летом 1950 года тронулись в путь…
На съёмной квартире в Городце родители (а потом и я с ними) прожили около полутора лет, и всё время ждали получения своего жилья на четвёртом посёлке – там, где работали.
«ПОД КРЫШЕЙ ДОМА СВОЕГО»
Наступила весна 1951 года. В посёлке шло бурное строи-тельство. В качестве временного жилья строи-лись бараки, а для специалистов были закуплены дома в Финляндии и в разобранном виде привезены на оба берега. На правом берегу дома были побогаче, настоящие коттеджи. Они предназначались для руководства стройки и располагались на улице Чайковского. Все коттеджи сохранились до настоящего времени. На первом посёлке и у нас на четвёртом дома были попроще, но всё равно очень удобные для жизни.
И вот однажды, в конце апреля, мать сообщила, что нам выделили квартиру в таком двухквартирном домике на улице Строительной. На другой день мы поехали его смотреть, всё нам понравилось, наутро мы должны были переехать. Но случилось непредвиденное: ночью квартиру заняла другая семья. Помню, как плакала мама…
Скандал дошёл до управляющего строительством левого берега З.Л. Серого. Он принял мудрое решение: ту семью выселять не стал, а для нас дал указание освободить финский домик на улице Нахимова, где было караульное помещение для сторожей – они охраняли деревообрабатывающий цех, что располагался напротив через дорогу. Вторую половину дома отдали личному шофёру Серого Геннадию Князеву и его семье, в которой были двое маленьких ребятишек.
Отмечу, что дом свой мы очень любили: был он удобным, тёплым (в семидесятые нам провели тепло, воду и канализацию), позволял держать скотину, имелся замечательный сад-огород. Но, к сожалению, в конце концов наш домик безжалостно снесли, и это целая история, о которой вспоминать обидно и больно.
РОДНОЙ ПОСЁЛОК
Он в самом деле стал для меня родным, ведь я был свидетелем того, как он застраивался, я рос вместе с ним. Спроектирован посёлок был так, что все улицы шли или строго с севера на юг, или с востока на запад. С севера на юг шли улицы Нахимова (первоначально Школьная), Шишкина, Ульянова, Шлюзовая. С востока на запад – улицы З. Серого (бывшая Ремесленная) Коммунальная, Кутузова (бывшая И. Сталина), Речников (Жданова).
На момент моего приезда были построены только бараки и поставлены финские домики. Но посёлок рос, появлялись временные объекты, так называемые «засыпушки», и основательные дома. На улице Нахимова из белого кирпича строилась школа № 4, а напротив, на берегу – Дом культуры. Вблизи моего дома готовились площадки под строительство угольной котельной № 3 и больницы № 2.
Одноэтажная больница-засыпушка была тогда на западной стороне посёлка, возле съезда, – её здание, хоть и считалось временным, сохранилось до сих пор. Тут же, при въезде на посёлок, построили столовую с буфетом, а напротив – большой хозяйственно-промтоварный магазин. В сквере на улице Ульянова (ранее Клубной) для строителей поставили клуб с кинозалом, где по вечерам крутили кино, работала художественная самодеятельность. Возле болота на улице Речников была построена временная баня, а напротив строящейся школы № 4, где сейчас сквер с качелями, стояло длинное здание барачного типа – это была прачечная, где строители стирали бельё.
Мой отец работал нормировщиком в автотранспортном управлении (АТУ), контора которого находилась где-то на берегу Волги. Мама трудилась в ЖКО (потом ЖЭК № 4), и её тогдашняя работа, в основном, состояла в том, чтобы встретить и расселить приезжающих. В финские домики селили, как правило, специалистов-гидростроителей. Также старались давать квартиры врачам и учителям. Можно вспомнить врачей Каданцевых, М.И. Савину, учительницу Н.С. Звонову. Учителям отдали целый дом за школой № 4.
В первый класс я пошёл осенью 1951 года. Достроить школьное здание к 1 сентября не успели, и я начал учиться в одном из бараков на улице Гастелло. Однако через полтора месяца заболел желтухой, и меня положили в Городецкую больницу, которая располагалась ещё в старых деревянных зданиях. Положение у меня было тяжёлое, требовалась глюкоза, а в больнице её не было. За лекарством надо было ехать в Горький, но Волга ещё не встала, до правого берега было не добраться. И тогда главный врач больницы Владимир Юльевич Ламп продал моей матери личную коробку глюкозы, чем, собственно, спас мне жизнь.
В декабре меня выписали из больницы, и я пошёл в новую школу – к этому времени её достроили. Наш первый класс был большим – 45 учеников. Кроме поселковских, там были ребята из ближайших деревень. До сих пор помню свою первую учительницу Наталью Ефремовну Солодову, очень добрую и заботливую. Она жила в Городце, где-то в районе улицы Песочной. Как-то она заболела, и мы пришли к ней домой. Наталья Ефремовна угощала нас сладостями и чаем. Жаль, её давно уже нет в живых…
Лето я проводил с дедушкой – он работал каменщиком и печником на строительстве домов. Хорошо запомнил, как строился дом № 8 на улице Нахимова – в этом доме потом получили квартиры мои будущие друзья Володя Родин, братья Власовы, Володя Истомин. В доме № 6 квартиры получили семьи Феди Костичева и Вальки Кабанова, в доме № 4 – семьи братьев Глазовых и Коли Дуева. Эти ребята, а также девочки Лариса Кабанова, Тамара Комиссарова, Галя Свечникова стали моими друзьями. Дружба продолжалась до окончания школы. Не помню, чтобы мы как-то серьёзно ссорились, а тем более дрались, чтобы украдкой курили или выпивали.
Всё свободное время после школы мы проводили на улице. Летом бегали босиком (обувь стали надевать только в старших классах), играли в прятки, в лапту, в войну. Зимой гоняли по улицам на «железках». Когда стали постарше, летом проводили время на школьном стадионе, а зимой катались на лыжах: от Тархановского сада лыжня шла в Нечаевский овраг, где мы лихо мчались с гор. Сколько лыж там было сломано! А как здорово было покататься под музыку на катке, который заливали возле школы, а потом погреться в теплушке…
Мои друзья... Почти никого из них в посёлке не осталось. После школы многие разъехались, живут в других местах, а некоторых, к сожалению, уже нет на этом свете. Но память вновь и вновь возвращает меня к тем далёким годам счастливого детства, и мне кажется, я вижу их лица, слышу голоса…
Э. Бондарев
