В ответ на победу Красной Армии под Сталинградом гитлеровское командование решило провести крупную наступательную операцию. С её успехом они связывали надежды на возврат утраченной стратегической инициативы и поворот в ходе войны в свою пользу. Для этого был выбран так называемый Курский выступ. Дата операции под кодовым названием «Цитадель» была определена на 5 июля.
В середине апреля советское командование получило данные разведки о том, что немецкое командование планирует стратегическое наступление на Курском выступе. Было принято решение измотать фашистскую армию обороной, затем перейти в контрнаступление и разгромить его ударные силы.
К началу Курской битвы в составе Центрального (командующий К.К. Рокоссовский) и Воронежского фронтов (командующий Н.Ф. Ватутин) было 1336 тыс. человек, более 19 тыс. орудий и миномётов, 3444 танка и САУ, 2172 самолёта.
В тылу Курского выступа был развёрнут Степной фронт (командующий И.С. Конев), являвшийся резервом Ставки. Он должен был предотвратить глубокий прорыв со стороны Орла и Белгорода, а при переходе в контрнаступление развивать удар из глубины обороны.
Противник сформировал две ударные группировки для наступления на северном и южном основаниях Курского выступа. В их состав входили 50 дивизий, в том числе 16 танковых и моторизованных, что составляло примерно 70 проц. танковых дивизий вермахта на советско-германском фронте. Вражеская армия насчитывала 900 тыс. человек, около 10 тыс. орудий и миномётов, до 2700 танков и штурмовых орудий, около 2050 самолётов.
Особый расчёт был на новые танки Т-VI «Тигр» и Т-V «Пантера», штурмовые орудия «Фердинанд», а также новые самолёты «Фоке-Вульф-190А» и «Хеншель-129».
В состав ударных группировок входило до 130 «Тигров» и более чем 200 «Пантер». Кроме того, немцы значительно улучшили боевые качества старых танков Т-III и Т-IV, оснастив их дополнительными бронированными экранами и поставив на часть машин более мощную 88-мм пушку.
Новые немецкие танки превосходили по своей огневой мощи и бронестойкости советский Т-34.
Оборонительная операция
В ночь на 5 июля за пару часов до немецкого наступления была проведена артиллерийская контрподготовка по районам сосредоточения ударных группировок противника. В результате немецкие войска понесли потери и начали наступление на 2,5-3 часа позже запланированного времени.
Атака немецких танков и пехоты началась около половины шестого утра. В первый же день немцы ввели здесь в бой до 500 танков. На второй день командование войсками Центрального фронта нанесло по наступавшей группировке контрудар и наступление немцев здесь было задержано, а 10 июля окончательно сорвано.
За шесть дней боёв противник вклинился в оборону войск Центрального фронта лишь на 10-12 км.
Полной неожиданностью для германского командования стало то, что советские солдаты были готовы к появлению на поле боя «Тигров» и «Пантер». Противотанковая артиллерия и орудия танков, закопанных в землю, вели эффективный огонь по германским бронированным машинам.
И всё же превосходство вражеской техники позволило гитлеровцам вклиниться в боевые порядки Красной Армии. Но быстрого прорыва не получалось.
Советская авиация сумела удержать за собой господство в воздухе. Всё чаще над полем боя появлялись советские штурмовики – знаменитые Ил-2.
Только за первый день боёв группировка Моделя, действовавшая на северном крыле Курского выступа, потеряла более 60 проц. от 300 танков, участвовавших в первом ударе.
Советские потери также были велики. Две роты «Тигров», наступавших против сил Центрального фронта, уничтожили 5-6 июля 111 танков Т-34.
К 7 июля немцы подошли к населённому пункту Поныри, где завязалось мощное сражение. В итоге немцы потеряли до 50 тыс. человек и около 400 танков. Северная ударная группировка остановилась, продвинувшись всего на 10-15 км.
Тем временем на южном крыле Курского выступа к 8 июля ударные подразделения германских войск вклинились в советскую оборону на 20 и более километров. Наступление развивалось в направлении Прохоровки. Именно здесь состоя-лось самое большое танковое сражение Второй мировой войны. В нём с обеих сторон приняло участие до 1200 танков и самоходных орудий. Оно во многом определило весь последующий ход не только Курской битвы, но и всей летней кампании на Восточном фронте.
Утром 10 июля 5-я гвардейская танковая армия генерала П.А. Ротмистрова двинулась в атаку в районе Прохоровки. В количественном отношении она превосходила противника на треть, но более совершенные германские танки нанесли армии серьёзный урон. Бои продолжались здесь с утра до самого вечера. Бой начал затихать к концу 13 июля.
Потери были огромными. Армия Ротмистрова лишилась ударной мощи. Но и немцам потери не позволили развивать наступление, у них осталось около 250 исправных танков.
Тем временем советское командование перебросило к Прохоровке новые силы. 17 июля советские войска перешли в наступление северо-восточнее Прохоровки.
Наступление
Ещё раньше, 12 июля, перешли в наступление войска Брянского, а затем, с 15 июля, Центрального и левого крыла Западного фронтов в общем направлении на Орёл. Немецкая оборона затрещала по швам.
К 3 августа войска Воронежского и Степного фронтов отбросили противника на исходные позиции на южном крыле Курского выступа и начали Белгородско-Харьковскую наступательную операцию. Бои носили чрезвычайно сложный и ожесточённый характер.
Прорыв осуществлялся мощными ударными группировками на узких участках фронта с использованием большого количества танков, артиллерии и авиации.
5 августа советские войска освободили Орёл и Белгород. В этот день впервые с начала войны в Москве был дан артиллерийский салют. К 23 августа части Красной Армии продвинулись на 140-150 км и освободили Харьков.
Вермахт потерял в Курской битве около 500 тыс. солдат убитыми, раненными и пропавшими без вести; 1,5 тыс. танков; более 3 тыс. самолётов; 3 тыс. орудий.
Еще большими были потери советских войск: 860 тыс. человек; свыше 6 тыс. танков и САУ; 5 тыс. орудий и миномётов, 1,5 тыс. самолётов.
Однако соотношение сил на фронте изменилось в пользу Красной Армии, в распоряжении которой имелось большее количество свежих резервов. Наступление Красной Армии наращивало темпы.
Победы под Курском, и затем в битве за Днепр завершили коренной перелом в Великой Отечественной войне.
Вспоминают ветераны
А.П. Столесников, д. Кабачёво, Кумохинский с/с:
– Я был механиком-водителем Т-34. Когда брали одну из высот у станции Поныри, казалось, корёжились и горели земля и небо. Грохот, лязг гусениц, сплошной металлический гул из толщи земли…
Шесть наших танков пошли в атаку, фашисты отрезали пехоту огнём, пять машин уже дымились. Наша – последняя. Вдруг удар, толчок, многотонный танк закрутился, как лёгонький листок в водовороте, на одном месте. Гусеницу снарядом срезало. Танк загорелся. Я выбрался последним.
Вижу – немцы наступают, кричат что-то непонятное. Где ребята из экипажа, непонятно, пополз в сторону, в картофельную борозду. Слышу, где-то рядом: «Хенде хох!» Не мне. Фрицы не заметили, прошли мимо.
Прикинул, где наши были. Дополз до своих. Там получил новую машину…
А ребят из моего экипажа нашли потом в полуразрушенной избе. Рядышком лежали – убитые и изуродованные.
А.Н. Наместников, г. Заволжье:
– Я был механиком-водителем бронетранспортёра. Первый бой принял в начале нашего наступления на Курской дуге.
Пошли в разведку боем небольшими силами, а тут лобовая атака немцев. Мы оказались в «мешке». Отбивались долго. Кончалось горючее, нам его с самолётов бочками сбрасывали. Наша машина сумела выйти к своим.
Помню наш батальон отправили в разведку к железнодорожной станции Орлия. Вышли на только что прибывший эшелон с новой немецкой техникой. В первый раз увидели, что из себя представляют «Тигры» и «Пантеры». Получили приказ – подбить головную и последнюю платформы эшелона. Так мы эту неразгруженную технику на платформе и сожгли.
Е.А. Маврычев, г. Городец:
– За два года на фронте кем только не был: пехотинцем, разведчиком, пулемётчиком, танкистом… Начинал воевать рядовым, а закончил младшим лейтенантом.
Нашей механизированной стрелковой бригаде поставили задачу взять станцию Малоархангельская, стратегический пункт между Курском и Орлом. Я должен был разыскать ротного и доложить об огневых точках противника.
Бой разгорелся. Идти в полный рост невозможно. Ползу. Кругом грохот, огонь сплошной стеной накрывает. Казалось, горит всё: земля, воздух, небо. Укрылся за стоявшим немецким «Тигром», смотрю – из люка дым идёт, а пламени нет. Заглянул внутрь. Дымит узел с награбленным, и никого.
Осмотрелся, вижу – неподалёку залёг водитель-механик танка Висков. Я ему кричу: «Давай попытаемся завести!» Рядом ещё оказался старшина из взвода управления Чирков. Забрались в танк, он оказался исправным. Развернулись…
Чуть слева полз «Фердинанд», зад-ний яйцеобразный люк почти под самый ствол подставил. Я в него снаряд послал. Вспыхнул разом. Ещё два снаряда вогнал в «Тигр». Вижу, из-за будки ещё «Фердинанд» стреляет, не даёт пехоте продвинуться.
Смотрю – снаряды кончились, только нагнулся к нише, где был боезапас, а «Фердинанд» по нам ударил, сорвало башню. Взрывом оглушило, не слышу, не вижу ничего, пытаюсь пулемёт зарядить. А Висков, кидая машину из стороны в сторону, ведёт танк к «Фердинанду». Решили гранатами его закидать. Скрутили связку. Через пару секунд взрыв – немецкая самоходка горит. Не успели обрадоваться, как и наш «Тигр» закружился на месте – лопнула гусеница, танк загорелся. Чирков был убит. Висков тяжело ранен. Я его из танка выволок…
Ф.Ф. Волков, д. Шарыпово, Бриляковский с/с:
– Выучили меня в Выксе на механика-водителя броневика. И в самое пекло, на Курскую дугу. Вот где страху натерпелся! Я тогда не знал, что Прохоровку легендарной назовут. Деревня похожа на наше Шарыпово.
Я на своём броневике БА-64 катался по передовой: наблюдал за противником, вёл разведку, передавал сведения в штаб. Кругом взрывы, искорёженная техника.
Наши уже начали наступать, еду к передовой. Вижу, вроде раненный немец ползёт, огромного роста, от своих отстал. Командиру доложил. Пехота мимо проходит – кому охота с этим немцем возиться.
Я из броневика вышел, говорю ему: «Полезай к нам!» А у фрица нога перебита, кровью истекает. Я ему ногу перевязал, кое-как запихал в броневик. И в штаб. Там похвалили, язык оказался кстати.
Н.А. Валуев, г. Городец:
– Боевое крещение я получил утром 5 августа 1943 года. В районе населённых пунктов Малоархангельское и Поныри, где у немцев были мощные укрепрайоны, разгорелись жаркие бои.
Наш полк, где я командовал танком, стоял в резерве. Прислушивались к канонаде, над головой пролетали армады наших самолётов.
В одиннадцать часов полк вывели на опушку леса, выдали фронтовые сто грамм – и в атаку! У меня аж голова закружилась. Я занял своё место в башне за пушкой. Двинулись вперёд, разворачиваясь из колонны в цепь. В танковый перископ видно немного: побелевшее ржаное поле, окопы, то в одном, то в другом месте вспышки. Я тоже на педаль, приводящую в действие орудие, нажимаю.
Огонь из танка в движении непредсказуемый. Машина то в яму нырнёт, то на пригорок взгромоздится. Снаряды ложились как Бог на душу положит. Бывало, что и своим доставалось.
Бой для нас закончился минут через сорок или час. Вражеский снаряд угодил в моторную часть. Выбирались, когда уже языки пламени одежду лизали. Выскочили на поле – вокруг подбитые танки, полк уже вперёд ушёл. А сверху «мессеры»: становятся на крыло и строчат по нам из пулемётов. Справа, слева, сзади артиллеристы бьют.
Тем не менее всем экипажем, невредимые, вернулись в лес, где штаб полка размещался. Вечером сижу под ёлкой, чуть не плачу: танк жалко. Мимо командир полка проходил, говорит: «Не горюй, лейтенант, хорошо, что жив остался».
На другой день снова в бой – на одном из штабных танков. Два раза в атаку ходили, машин в полку всё меньше и меньше оставалось. Во время третьей атаки меня ранило.
Сижу, как обычно, в башне. Вдруг мелькнула раскалённая масса. Взглянул на ногу – в сапоге кровавое месиво. Осколок пробил броню – и в ногу мне…
П.С. Шишов, Городецкий район:
– Воевал в батарее гвардейских миномётов, «катюши», как их называют. На всю жизнь запомнил 13 июля 1943 года. Тяжёлые орудия фрицев остановили атаку наших танков и пехоты.
Нам был дан приказ: занять огневые позиции и нанести удар по противнику. Завязалась артиллерийская дуэль.
Ранили командира взвода, тяжёлое ранение получил командир установки сержант Сухомлинов, но не покинул боя, пока не потерял сознание из-за потери крови. Погибла военфельдшер – лейтенант, сибирячка Трифонова. У командира другой установки сержанта Карнушевского была перебита рука. Меня ранило в голову, в область правого глаза. Лицо кровью залито, глаз не видит. Чувствую, сапог кровью наполняется – ещё одна рана в ногу.
Ни один раненый даже не подумал о том, чтобы выйти из боя. Все бились за Победу. После нескольких залпов «катюш» фашистские орудия замолчали. Наших много погибло в этом бою. А танкисты лавиной двинулись к Белгороду.
В.М. Махов, г. Заволжье:
– С января 1943 года я был водителем-разведчиком на бронеавтомобиле БА-64 в 245 отдельном танковом полку. В марте 1943 года полк перебросили на Курскую дугу. Мы собирали информацию о дислокации вражеских войск, наличии укреп-лений, подбирали, уничтожали вражеские агитационные листовки…
Во время наступления на Курской дуге наши потери (как, впрочем, и врага) были очень большими. 245-й полк, в котором я служил, и соседний, 244-й немцы разбили. Так что из двух полков вскоре был сформирован один.
Я и теперь не могу спокойно смотреть фильмы о войне, слёзы застилают глаза. До сих пор вижу множество подбитых танков, окутанных клубами чёрного дыма. У них откидываются люки, и оттуда показываются головы танкистов, механиков, водителей, судорожно пытающихся сделать хотя бы глоток свежего воздуха. А вражеские автоматчики открывают ураганный огонь, и головы никнут на танковых башнях. Одна, вторая, третья… всех не сосчитать. Это были жуткие картины.
В.М. Геранин, г. Заволжье:
– Я начал войну под Сталинградом. После переформирования нас отправили эшелоном в город Белгород, где началось повторное формирование воинских частей. Определили водителем в мотоциклетно-разведывательный батальон на Курскую дугу.
Мы с ребятами начали обучаться езде на мотоциклах, которых до этого времени вообще не видели, сельчанам даже велосипед был в новинку. Американские мотоциклы были, к слову сказать, отличным средством передвижения.
Общая обстановка на Курской дуге была уже совсем иной, чем в Сталинграде. На полную мощность заработали эвакуированные в тыл военные заводы. Появилось много новых боеприпасов, причём в достаточном количестве. Этому мы очень обрадовались, когда пришли за ними на боевой склад и нам буквально ни в чём не было отказано. На Курской дуге уже действовал другой приказ Сталина: бить врага его же оружием!
Нашими танками под Курском были Т-34, КВ и четырёхметровый трёхбашенный английский танк «Черчилль». Но он был неповоротлив и горел, как свеча, недаром наши танкисты называли его «гроб с музыкой».
У немецких танков была хорошая оптика, удобная внутренняя отделка, но она и воспламенялась быстро. Наши танки были устроены таким образом, что могли подбивать немецкие в непосредственной близости, метрах в 400-500. Поэтому сближение для врагов было смерти подобно.
Т.И. Горбенко (Овсянникова), г. Городец:
– После Сталинграда с новым пополнением дивизию погрузили в теплушки, и эшелон отправился в неизвестном направлении. Уже весной прибыли на орловскую землю.
Нас, радистов, в батарее служило пятеро, а из девушек только я одна. Меня и назначили старшей. И сейчас помню ребят по именам. Это Саша Шишкин, Коля Пустовалов, Ваня Жарков и Саша Слынко. Выдали мне две полевые рации «13Р». Одна предназначалась для огневой батареи, другая для комбата на НП и для разведки. В батарее нашей, как и в других, было по четыре 76-мм пушки.
Немцы нас, радистов, частенько пеленговали и обстреливали из миномётов. Не знаю, как я жива осталась, видно в рубашке родилась. Огневики, бывало, просили: «Таня, скажи, чтобы ровик для рации тебе рыли подальше от орудий, а то фрицы выведут нас из строя».
У меня в левом кармане гимнастёрки постоянно находился «смертный паспорт». Это пластмассовый пенальчик с винтом и с маленькой запиской внутри. В ней данные о тебе и адрес твоих родных – сообщить им, если убьют. Мы ласково называли его талисманом. Это тот самый солдатский медальон.
Не забыть никогда бой на подступах к деревне Суворово на Орловщине. Наша батарея заняла указанный плацдарм, где перед этим кипело сражение. Наши пехотинцы яростно дрались с врагом врукопашную. Мы наскоро вырыли братскую могилу, подобрали убитых и похоронили, взяв с собой их документы.
Команды от комбата, старшего лейтенанта Горбенко, который находился на НП, поступали на рацию категоричные. Он требовал ОГНЯ и только ОГНЯ! Залпом, беглым по пехоте, по скоплению техники противника, по танкам. Я принимала эти приказания и передавала их старшему лейтенанту Петрову. От него воля комбата передавалась командирам орудий. Стволы пушек накалялись до предела, артилеристы были по пояс голыми.
Связь по рации я держала с Сашей Шишкиным, который был личным радистом комбата и находился с ним на НП.
О еде во время жаркого боя не думалось, а вот летняя жажда морила. Но воды поблизости не было. Заметила я воронку от бомбы, вода в ней грязная, но хотелось набрать и такой. Но ужас охватил меня, когда увидела торчащие из воды ноги. Там лежали убитые.
Во время боя не хватало рук помогать раненым. Санинструктор батареи Валя Паршуткина, пробегая мимо, выпалила: «Помоги здесь, а я побежала в пехоту». И бросила мне санитарную сумку.
Передав рацию Коле Пустовалову, я кубарем скатилась в овраг, который был рядом. Навстречу шли и ползли раненые бойцы. Кинулась, а бинтов в сумке не оказалось. Пустила в ход свою нижнюю солдатскую рубашку. Первый, кого я обработала, был солдат с оторванной повисшей нижней челюстью. Он захлёбывался кровью. Видеть такое просто страшно. Оказала помощь и ещё троим бойцам.
Под вечер появился старшина с кухней. Он сообщил, что прорвался к нам со вторым котлом, а первую кухонную прислугу убило снарядом прямым попаданием. Перед этим мы двое суток не ели и не спали. Кажется, весь свет клином сошёлся на этой деревушке. Несколько раз она переходила из рук в руки.
А тут поступила команда развернуть пушки для стрельбы прямой наводкой по атакующим танкам противника. Бой разгорался с новой силой. Рванул снаряд около батареи, и надо мной вздыбилась земля. Закружилась голова, я почувствовала, что падаю.
Очнулась в глубокой траншее. Из ушей и носа текла кровь. Надо мной вверху стояли люди, что-то говорили, но я не слышала. Поняла, что потеряла слух. Ребята меня окружили и объяснили, что бой закончился, а Суворово – в наших руках. Слух ко мне потом вернулся.
В одном из очередных боёв немцы засекли наблюдательный пункт комбата Горбенко с его разведчиками и связистами. Танки врага рванулись к их блиндажу. В этот критический момент командир и вызвал огонь на себя. Я услыхала по рации его голос и повторила: «Квадрат… вызываю огонь на себя!» С замиранием сердца передала эту команду на огневую позицию. Комбат остался жив.
5 августа освободили Орёл. Вскоре дивизию наградили орденом Красного Знамени и переименовали в 120-ю гвардейскую, а артполк – в 310-й гвардейский.
Подготовил Игорь МОРОЗОВ
Фото с сайта regnum.ru
