Если бы я был художником, то написал бы масштабное полотно, на котором с мрачных полей сражений Великой Отечественной войны поднимаются ввысь безымянные огоньки, сливаясь с прекрасной сияющей душой России… Сколько их, безвестных душ-огоньков, поднялось от затерянных в лесах и болотах, похороненных неопознанными в братских могилах или оставшихся лежать непогребёнными «у незнакомого посёлка на безымянной высоте»?
И никто не узнает, где могилка твоя?
Проблема пропавших без вести в Великую Отечественную войну волнует и родственников, и общественность все послевоенные десятилетия. Казалось бы, чем больше проходит лет, тем надёжнее глухая вода забвенья должна отгородить нас, живых, от них, безвестно сгинувших, и меньше надежды узнать о судьбе пропавших близких.
Однако это не так. Мы видим, что продолжают работу поисковые отряды, открываются архивы, находятся утерянные документы и появляются новые обстоятельства.
Впервые научно обоснованный подсчёт людских потерь в Великой Отечественной войне, в том числе и пропавших без вести, провела комиссия Генерального штаба в 1966-1968 годах. А в 1988-1993 годах проверкой материалов всех предыдущих комиссий занимался коллектив военных историков. Несмотря на это, мы до сих пор точно не знаем, сколько погибло в этой войне советских солдат и офицеров, тем более нет точных данных о количестве пропавших без вести.
Сегодня официальными признаны данные по потерям, которые были изданы в 1993 году группой исследователей под руководством консультанта Военно-мемориального центра Вооружённых Сил РФ Григория Кривошеева.
По данным Министерства обороны России, безвозвратные потери в ходе боевых действий на советско-германском фронте с 22 июня 1941 г. по 9 мая 1945 г. составили 11444100 советских военнослужащих. Из них пропало без вести и попало в плен 3396400 человек.
В январе 2009 года в Санкт-Петербурге на заседании российского оргкомитета «Победа» данные по числу пропавших без вести были озвучены Президентом РФ.
Тех, кого не удалось обнаружить ни среди убитых, ни среди бывших военнопленных, оказалось 2,4 млн человек. Также остаются неизвестными имена 6 млн воинов из 9,5 млн, находящихся в зарегистрированных 47 тысячах братских могил на территории нашей страны и за рубежом.
Судьбы этих воинов – недописанные письма войны, отправленные до востребования нам, их потомкам.
Ни письмеца, ни похоронки
Среди пропавших без вести и мой дедушка Василий Иванович Нагибин (1915-1943), уроженец д. Лапшанга Варнавинского района Нижегородской области. Он был призван в действующую армию в мае 1942 года, дома остались беременная жена и маленькая дочь.
Василий Иванович успел узнать из письма о рождении младшей дочери и наказал назвать её Клавдией. Последнее письмо было получено в марте 1943 года, а в начале мая пришло извещение – пропал без вести.
К сожалению, письма дедушки давным-давно утеряны, разрушен дом, из которого он ушёл на фронт. Осталась довоенная фотография и единственная книга из его приличной по тем местам библиотеки – первый том «Истории революции и гражданской войны». Был ещё самодельный, из обломка косы, ножик, который я в детстве с любопытством рассматривал. Всё же единственная осязаемая память о таинственном дедушке-солдате, о судьбе которого продолжали гадать и десятилетия спустя после войны.
Впрочем, это не единственная осязаемая память: остались дочери, внук, три правнучки и два правнука. Родовая нить не прервалась.
Неоднократно писали мы запросы в разные архивы, но выяснить удалось немного. Рядовой Василий Нагибин воевал на Северо-Западном фронте, в 53-й армии, 32-й отдельной стрелковой бригаде, которая весной 1943 года участвовала во втором этапе операции «Полярная звезда», получившем наименование как «наступательная операция в районе Старой Руссы», или «Старорусская наступательная операция».
Операция эта оказалась провальной, и в советское время о ней вспоминать не любили, потому что потери оказались чрезвычайно высокими, а результаты весьма скромными.
Результаты этой операции хорошо видны на карте Старорусского района Новгородской области, утыканной десятками флажков, обозначающих братские могилы. Скорее всего, одна из этих могил стала последним земным прибежищем дедушки Васи.
Каким был тот последний бой?
Один из экспертов, который помогал нам с розысками, посоветовал поинтересоваться общим ходом операции, боевыми действиями войск, которые находились примерно в том же месте и в то же время, в которое пропал дедушка Вася. Вот что удалось узнать.
Наступление в марте 1943 года производилось в крайне неблагоприятных погодных условиях: рано наступившая весна сделала непригодными для движения войск грунтовые дороги и вскрыла лёд на многочисленных реках и болотах. Заранее сформированные для операции четыре лыжные бригады из-за погоды не удалось использовать по назначению, и они были брошены в бой как обычная пехота.
Наступление советских войск с первого дня развивалось неудачно, продвижение войск было минимальным и составило от 10 до 15 километров, войска несли большие потери. Удалось только прорвать первую полосу обороны по реке Ловать и занять более десятка сёл. Советские войска подошли на ближние подступы к Старой Руссе.
Здесь наступление приостановилось ввиду необходимости перегруппировки войск: из состава особой группы срочно изымалась и отправлялась на харьковское направление, где события приобрели угрожающий характер для советских войск, 1-я танковая армия М.Е. Катукова.
Возобновление советского наступления теперь уже одними силами пехоты тем более не привело к успеху. Используя мощную оборону и более качественную подготовку своих войск, противник отражал советские атаки. К 19 марта советские войска продвинулись только местами до 5 километров, выйдя на следующий оборонительный рубеж противника по реке Редья.
Завершающим днём операции считается 19 марта. Однако по другим сведениям, решающие атаки непосредственно на Старую Руссу производились 20 и 22 марта. И только после их окончательного провала фронт перешёл к обороне. Последнее сообщение Совинформбюро о наступательных боях на Северо-Западном фронте («южнее озера Ильмень») датировано 27 марта 1943 года.
За продвижение на расстояние менее 20 километров и занятие нескольких небольших сёл и деревень Северо-Западный фронт заплатил огромную цену: войска фронта за период с 4 по 19 марта потеряли 31789 человек безвозвратными потерями и 71319 человек – санитарными (всего 103108 человек), потери войск после 20 марта неизвестны.
32-я стрелковая бригада с 18 февраля по 20 марта 1943 года потеряла погибшими 888 человек.
О степени жестокости боёв и уровне потерь говорит тот факт, что ежесуточные потери войск составили 6444 человека погибшими и пропавшими без вести.
На протяжении всего 1943 года этот уровень был превышен только один раз – во время Белгородско-Харьковской наступательной операции на Воронежском фронте, где велись многочисленные встречные танковые сражения.
Впрочем, возможно, дедушка погиб позже и при других обстоятельствах. Нам так и не удалось выяснить его воинскую специальность. К слову, его дочь К.В. Морозова (Нагибина) после окончания университета работала примерно в тех местах, хотя в то время этого не знала.
Вспоминает К.В. Морозова (Нагибина):
«Свою журналистскую деятельность я начала в 1967 году в Батецком районе Новгородской области в газете «Красное знамя». Посёлок Батецкий – железнодорожный узел на границе с Ленинградской областью. Через район дважды прокатился фронт, три года он был в оккупации.
Работала я в сельхозотделе и, общаясь с сельским населением, наслушалась о зверствах фашистов.
Так я узнала, что в одной из деревень (к сожалению, не помню название), находился небольшой концлагерь, в котором содержались советские военнопленные. Уцелевшие жители рассказывали, что обращались с пленными плохо, кормили так, что они поголовно болели дизентерией. Умерших зарывали на деревенских огородах. Конечно, родные этих военнопленных получили извещения: «Пропал без вести».
Когда район освободили советские войска, местные жители указали, где немцы закапывали расстрелянных военнопленных, партизан, евреев. Обнаружился огромный ров, где трупы лежали навалом.
И ещё один жуткий рассказ довелось услышать. С поисковым отрядом райкома комсомола мы попали в отдалённую лесную деревушку. Местные рассказали, что, отступая, немцы всех жителей угоняли с собой: кто попал в Германию, кто в Прибалтику. Те, кому повезло, вернулись. А весной, когда начал таять снег, за деревней жутко выли волки.
Пошли посмотреть – из снега в лесу торчат руки и ноги, шинели солдат.
Освобождали район зимой 1944 года. Видимо, могилы копать было некогда. Погибших зарывали в снег. Местные жители похоронили солдат, но памятные медальоны (бойцы называли их «смертные») были у немногих. У солдат было суеверие, что с медальоном точно убьют, и не носили их.
Как об этих безымянных погибших солдатах сообщили родным, не знаю. Знаю одно, что в «Книге памяти», которую создали в 80-е годы прошлого века, каждый второй числился пропавшим без вести.
Где-то в Новгородской области, на Северо-Западном фронте пропал без вести и мой отец, извещение пришло в мае 1943 года. Мне было меньше пяти месяцев от роду».
