Безоблачное, словно бы выстиранное небо. Асфальт с обочинами, поросшими блёклым, отцветающим подмаренником. И зной, изнурительный июльский зной, заставляющий тело покрываться испариной от малейшего движения…
На запах пота уже пожаловали слепни. Одни возбуждённо носятся вокруг, другие, не рассчитав, с разгона врезаются в поднятый капюшон энцефалитки. Недаром Александр Сергеевич лето недолюбливал! Как это там у него? – «когда б не пыль да зной, не комары да мухи…» Как раз о сегодняшнем дне!
А вчера, кажется, было не так жарко. Что ни говори, а по холодку лучше грибы собирать. И понесла сегодня нелёгкая в самое пекло! Всё оттого, что несобранную лисичку оставил, а она сейчас на рынке на «ура» идёт. Небось, когда свал начнётся, наглядишься всучить гриб покупателю. Поневоле сдашь «чубайсиков» чохом. На кучки же – вдвое больше выходит. А ведь каждая копеечка грибная тоже потом-кровью достаётся…
В березняки нынче соваться не надо, там капитально подчищено. А вот к лисьим норам – это да, стоит. Ежели кто с утра на это место не набрёл. И норы там настоящие. Лет десять стояли заброшенные, а тут – и ходы расширены, и следы вокруг. Вновь поселились рыжие кумушки на старом месте. Рядом гриб-лисичка колониями растёт. Гармония, да и только…
Тишину, стоящую в полуденных лесах, нарушают лишь тоскливые крики канюка, парящего над оцепенелым древостоем, да редкий, несмелый посвист какой-то несмышлёной птахи. Плюмажи цветущего иван-чая и дудника, разросшихся на низинном вырубке, благоухают, как парфюмерная лавка. Сюда же примешивается пряный, живичный запах разомлевшей на солнце хвои, горьковатый дух увядающих на корню трав.
Слава Богу, лисичка как стояла, так и стоит в укромном лесном уголке. Даже тишина тут, в старом еловом бору, кажется звенящей. Или это звон кровососов, увязавшихся за мной? Посмотришь на эту нечисть, поневоле вспомнишь некрасовские строки: «столб насекомых над ней извивается». А всё же жаль, что та литературная баба накомарника не имела. Хорошая, надо сказать, штука!
Чем лисичку собирать хорошо, так тем, что прятаться не любит и растёт кучно. Одну колонию ощипал – и пошёл по ельнику иные сообщества выискивать. А вот на прогалине, среди папоротника, ныне пусто. И виной тому не засуха, а проклятые кабаны. Взрыли в минувшем году почву, места живого не оставили. Ну и грибнице, соответственно, каюк пришёл. Не выносит она таких потрясений.
Чем больше прибывает в корзине, тем меньше остаётся энтузиазма. Зной, мать его! Нет уж, лучше всё-таки с утра. А то потеешь – и пьёшь, пьёшь – и потеешь. Вот и опомниться не успел, как всю захваченную воду высосал. А толку – ни на грош. Опять жажда мучит.
А это что ещё за диковина? В центре – сосновый пень метра два высотой, а вокруг него муравейник намётан. Надо же, догадались мураши! С такой конструкцией стоять этой куче до скончания века, если только какой приблудный топтыгин не разворотит.
Вокруг необычного муравейника – бурелом. Лежат мёртвые еловые стволы, голыми сучьями топорщатся. Такие места чёрные грузди уважают, да и лисичке они тоже по нраву. Есть она тут, нутром чую, только приглядеться повнимательнее…
Собранного по бурелому гриба хватает, чтобы корзина наполнилась по края. Колобродить в поисках иных мест нет никакого желания. Да и время на исходе. Обратный путь куда дальше покажется, чем сюда.
Опушка. Содомовские участки, большей частью заросшие высоким бурьяном. Начало асфальтовой дороги. Тяжёлая корзина перебрасывается с руки на руку; пот льётся градом по лбу и спине. Жарко, но снять накомарник нельзя: жужжащий рой непрошенных попутчиков и не думает покидать облюбованную жертву.
А кто это там навстречу? Никак, бабы, да ещё и с корзинами. Их-то куда леший гонит? Неужто в лес пойдут? Да нет, они наверняка по перелескам лисичку промышляли. Правда, негусто её там, коли судить по корзинам.
– Здорово, бабоньки! Вы что, в лес подались? Нет? Ах, у вас дача в Содомове. Я так и думал.
А я куда ходил? Далеко ходил, отсюда не видать. А лисичка есть, смотрите: килограммов восемь верных будет. У вас-то, вижу, поменьше.
Перестаёт расти? Коли ещё неделю дождей не будет, то конечно, перестанет. В березняках ей точно кранты придут. А в ельниках да во мху – ничего, ещё наплодится.
Не встречал ли медведя? Слава Богу, пока нет. Да и не надо. На кой ляд мне на топтыгина глаза таращить?! А вот кабанов – сколько угодно. Господь миловал, пока мирно расходились.
Опять вы о медведях! Да кто вам сказал?! Знакомый? Врёт, подлец, глупых баб пугает. Чтобы, значит, в лес не ходили. Тогда вся лисичка ему достанется.
Что, и ребятишки недавно видели? Через асфальт перебегал в этом самом месте? Ну, тогда не знаю. Был тут один, лет десять назад. Всё муравейники разворачивал да овсы мял. Овсов нынче не сеют, все поля в бурьяне. А муравейники целёхонькие стоят, через день в лес хожу.
В конце девяностых к вашей пасеке подбирался? Ну, наверное, тот и был. Может, и не десять лет прошло, а поменьше. У меня голова, а не компьютер. Да и память стала вроде решета. Скоро забуду, как самого зовут. Ну, а сейчас-то гость на пасеку заходит? Ах, и пасеки уже нет? Тогда понятно. Да не насмехаюсь я!
Сами следы видели? А где? За Колёсным? А что такое Колёсное? Та Долгуша, что за речкой? Не знаю, я туда не хожу.
Ещё и с медвежонком? Вот даже как. Тогда не медведь, а медведица. Медвежьи мужики с детьми не ходят. Ежели правда, штука опасная. Баба за своё дитя любому башку свернёт! А вы по кружке кухонным ножиком стучите. В следующий раз, чуть что – ноги в руки, и айда с того места от греха подальше.
Ну ладно, бабоньки, недосуг мне. Напиться надо ещё, умыться и отдохнуть малую толику. А то такого потного и в автобус не пустят. И вам удачи!
Заметно клонящееся к закату, но всё ещё жаркое солнце. Зной, душный июльский зной, упорно не желающий сдавать своих позиций приходящему на землю вечеру. А на горизонте уже видна нарядная, выкрашенная в яркий канареечный цвет автобусная остановка…
Михаил Зевеке
