Эти деревянные миниатюрные статуэтки заставят улыбнуться любого. Чтобы придумать такие сюжеты, нужно быть очень светлым и творческим человеком, а чтобы воплотить их в жизнь – настоящим мастером. Эти черты сочетает в себе известный городецкий резчик Андрей Яковлевич Колов.
Знают городчане и его талантливые работы, расходившиеся когда-то далеко за пределы нашей страны, и ту трагедию, которая лишила его возможности заниматься любимым делом. В 2007 году он попал в аварию. Травмы имели тяжёлые последствия. Этот творческий и общительный человек 15 лет практически отрезан от общества. Невозможно представить себе, насколько трудно пережить такое. Но, несмотря ни на что, и сейчас, глядя на Андрея Яковлевича, в нём без труда можно узнать автора этих добрых жизненных миниатюр – светлого человека и настоящего мастера.
Резчик встретил меня в кресле-каталке, управляясь с ним всего одной рабочей рукой. Я спросил Андрея Яковлевича о том, как он живёт сегодня, что его занимает, что беспокоит…
– Я, по существу, нахожусь в самоизоляции. Мне не надо носить масок, соблюдать социальных дистанций, я живу в четырёх стенах. Сначала было очень трудно, нужно было привыкать к этому одиночеству. Я человек общительный, всегда был в коллективе. А главное, что нет никакой перспективы, непонятно, что дальше…
В остальном меня всё устраивает – дома тепло, пенсию мне платят. Существовать можно. Это не жизнь, конечно! Жизнь – это когда есть цель, когда ты что-то делаешь! Я не привык сидеть без толку. 35 лет я занимался любимым делом, мне уже снилась моя работа. А сколько осталось невоплощённых замыслов, сколько планов было!.. Всё в один день оборвалось. Одной рукой, как говорится, на скрипке не сыграешь. Вот такая судьба бывает… Но жаловаться я не люблю!
Несколько лет назад удалось получить кресло-каталку. Первые годы я вообще только лежал. А теперь могу хотя бы по квартире передвигаться самостоятельно, воды себе налить... Стараюсь поддерживать себя в форме, делаю зарядку.
Человек ко всему приспосабливается, вот и я постепенно привык. У меня парализована вся левая сторона. Работает только правая. Это значит, что есть возможность самому кушать, писать от руки. Вот я и стал изливать свои мысли на бумаге, писать стишки. Это не стихи, это такие опусы… Чтобы мозг не засыхал, надо давать ему работу какую-то.
– Расскажите, о чём Вы пишете, – попросил я.
– Я пишу для себя. Это, можно сказать, мысли в рифмованной форме. О жизни, о каких-то простых вещах, которые порой тоже по-своему значимы и символичны. Но оно всё из души идёт, вот что главное. У меня их накопилась целая папка, наверно, на сборник хватит. Мой друг Сергей Чуянов, ныне покойный, издавал в 2009 году книжечку с моими стихами, воспоминаниями. Она называлась «Тёплое дерево». Городецкие музеи помогли с изданием.
Была у меня и другая интересная идея. Я собрал несколько рукописей городчан о событиях XX века, начиная от революционных событий, 20-30-х годов и далее. Однажды я был в гостях у своего друга и нашёл случайно у него большую амбарную книгу воспоминаний. Он мне её подарил. Это была рукопись человека, которого в 70-х годах расстреляли за то, что он служил у нацистов во время Великой Отечественной войны. Но там он пишет о Городце, о том, какая была жизнь. Например, он описывает момент, когда с церкви Михаила Архангела упал колокол.
Ещё я храню воспоминания моей мамы о том, как они жили в деревне ещё до революции. Есть у меня рукопись моего тестя о 30-40-х годах, о том, как строили ГЭС и о других моментах. Это всё воспоминания городчан, бесценный материал для истории нашего города. Из них тоже можно сделать целый сборник. Здорово было бы издать его!
– В прошедшем году Вы отметили 70-летие. В музее «Дом графини Паниной» была выставка, посвящённая этому. В Городецком краеведческом музее выставлена экспозиция работ Михаила Логинова. Сотрудники музеев стараются не забывать известных мастеров. Но вот новых имён появляется мало. Андрей Яковлевич, следите ли вы сейчас за городецкими промыслами?
– Выставки – это хорошо! Но ведь работ-то уже почти не осталось. В своё время я заработал себе имя, меня знали в мире искусства. В Америке есть мои работы. Я много резал на выставках в Испании, в Венгрии, в Югославии. Нас организовывало областное управление народных промыслов. Оно собирало мастеров, отправляло в творческие командировки, в том числе за границу, на международные фестивали. Я тогда в различных поездках узнал всех мастеров нижегородского края.
Когда в 1972 году я пришёл на фабрику «Городецкая роспись», не было ещё никакой резьбы. Был единственный резчик – Михаил Логинов, сидел там в закутке в одиночестве. Он меня уже знал, мой брат был его одноклассником. В детстве я занимался лепкой из пластилина, делал целые армии.
Это всё гены – они много значат. Мой прадед, Яков Кузьмич Колов, был судостроителем. Его дом до сих пор стоит на ул. Успенского. Дед Аввакум из д. Нечаихи был гончаром, то есть работал с глиной. Другой дед Григорий из д. Ложкино занимался лозоплетением, плёл мебель, корзинки. Брат мой тоже стал художником. А я вот сначала лепил фигурки из пластилина, потом увидел работы Миши и решил тоже попробовать вырезать.
Мы вдвоём и подняли резьбу в Городце. Почти все известные резчики – наши ученики. Я один вёл кружки по резьбе в четырёх школах города. Кто-то из школьников потом приходил учиться на фабрику. Главное обучение – это когда сидишь рядом с мастером и смотришь, как что делается. Мастер перво-наперво учит точить инструмент… Я сам 15 лет набирался опыта, прежде чем начать заниматься своим творчеством. У нас считалось так: пока повторяешь изделия – ты исполнитель, а как сделал что-то своё – уже мастер.
А сейчас, видно, время такое. Промыслы… отмирают. Мастера или ушли в частное дело, или перестали творить. У нас на «Городецкой росписи» столько людей было! Заходишь в огромный цех, стоят столы, все расписывают, девчонки молодые учатся. У нас в мастерской резьбе учились…
Мы отталкивались от глухой резьбы домовой, от наличников, от лобовых досок. Я ходил в детстве в школу им. Сталина, над её воротами был щит с гербом Паниных (сейчас там музей). Резьба нас окружала прямо в городе. А сейчас её всё меньше и меньше.
– По Вашему творчеству видно, что Вы очень любите Городец. Какие ещё воспоминания из детства у Вас остались, каким тогда был город?
– О, Городец ещё столько тайн хранит!.. Город-кладенец! Я вот помню, слышал историю про подземный ход из дома Нозринского, в котором нынче райпо. Ребятишками мы лазили по склону у Набережной Революции и видели там запертую кованую дверь. И я всё думал, что раз есть выход, то должен быть и вход! Таких рассказов у нас немало. Всё-таки край старообрядческий…
А что мы только не находили на берегу Волги! То амбарный замок большой, то пятачок медный, то чешуйку (это такая мелкая монета), а то и вообще медную пушку, видимо, с какой-то затонувшей барки.
Бывало, где-нибудь в саду найдёшь бутылку, сдашь, 12 копеек получишь. И бежишь в музей рассматривать наши древности. Никто нас не гнал – самим интересно было!..
Во взрослом возрасте я уже обращал внимание на архитектуру, на внутридомовое какое-то убранство, особенно резную мебель. У меня вот есть резная рама для зеркала. Я знал ещё три места в городе, где стояли такие же. Очевидно, что один мастер это делал. Но сейчас уже никто не скажет, как его звали. Однажды у друзей на
Московской улице увидел во дворе большой купеческий буфет. Они мне его отдали, но полностью он просто не убрался бы здесь в потолки. Поэтому мы поставили только верхнюю его часть. Таких буфетов я несколько видел в Городце. Я узнаю руку этого мастера. Смотрите, как красиво, какая работа! Это тоже городецкая резьба!
Беседовал Андрей ОСОКИН
Фото автора и Н. Шмагриной
